Долго я писала этот пост. А знаете, почему? Потому что очень противоречивые чувства и мысли вызвало во мне это произведение.
(Так же, как и в самом Мельникове - жизнь староверов.)
С одной стороны, все очевидно: автор создал масштабное (не сатирическое, конечно, но довольно острое все же для того времени) произведение, где всесторонне рассматривается феномен раскола, обличается корыстное духовенство и поверхностная «книжная» духовность апологетов древлего благочестия.
Чем благочестивее они внешне, тем темнее их душа.
Аккуратно выбраны старицами из книг нужные цитаты, подтверждающие то, что выгодно, однако ж, когда одна из матерей напоминает им на соборе о подвиге самосожжения во имя правой веры, желающих не находится.
Мне нравится, как построен роман, как раскрыты герои. Как верно пишет Мещеряков, каждый из них сдает три экзамена:
•Деньги •Вера •Любовь
И так мы узнаём о них всё.
Но если бы роман был только сухо-социальным, он не вызывал бы такого отклика в сердце. Дело в том, что сюда вплетено и глубокое сочувствие самого автора своим героям, и максимальная жизненная достоверность, и пронзительное узнавание стереотипов народного мышления (и человеческого мышления вообще).
Книга заставляет спросить себя о том, почему мы прячемся за якобы догмы, которые как будто бы и правильны, но предаем сами себя (или тех, кто рядом).
Книга заставляет задуматься о том, что в самой природе - и окружающей, и человеческой - уже заложены все законы и всё, на самом деле, просто, а мы сами всё усложняем, пытаясь облечь непостижимое в слова и концепции, которые, будучи по-разному истолкованы, играют с нами (а в данном случае - с героями) злые шутки, ломая судьбы.
«..мир, всяк ум преимущий».
Именно этот мир и показывает Мельников. И то, как бьются люди, пытаясь приложить к нему свои шаблоны, каждый раз хоть немного, но не подходящие.
Помню в одном из интервью Татьяну Черниговскую спросили о том, какими она видит отношения науки и религии, и мне очень понравилось, как она ответила. Она сказала, что никаких противоречий между наукой и религией нет, первая лишь старается объяснить, как Богом было создано все то, что существует.
Вот это я тоже увидела в романе.
Неким «резонером» (а как по мне - носителем нового сознания, народной исконной мудрости, духовности) в романе оказывается знахарка Егориха, которая говорит о непостижимой силе природы, созданной Богом на благо человека, о том, что все происходит правильно, надо только уметь замечать и читать в событийном потоке промысел Божий, который абсолютно всегда действует во благо.
Много пустого плетут ваши старицы...
Над старыми книгами век свой корпят, — продолжала та,— а не знают, ни что творят, ни что говорят...
Верь мне, красавица, нет на сырой земле ни единой былиночки, котора бы на пользу человекам не была создана.
Во всякой травке, во всяком цветочке великая милость господня положена... Исполнена земля дивности его, а любви к человекам у него, света, меры нет... Мы ль не грешим, мы ли злобой да кривдой не живем?.. А он, милосердный, все терпит, все любовью своей покрывает...
Именно она говорит самые главные слова в романе:
«Народ темный, пока темными еще путями надо вести его.»
Вот так Мельников, на мой взгляд, относится к староверам, да и к церковникам. С любовью, сочувствием, с умилением. С милосердием, ибо так и самим Богом заповедано.
Примечательно и то, кстати, что сам Мельников прошел удивительный путь от чиновника по особым поручениям, который «охотился» за староверами, к писателю, который настолько проникся необыкновенной атмосферой их жизни, быта, уклада, что воспел ее в романе - и не в одном!
Удивительная, великолепная книга. И, как всегда, скажу, что все великие произведения обладают одним качеством: они актуальны сегодня.
P.S. Когда я сдавала в библиотеку вторую часть романа, женщина-библиотекарь, бережно и торжественно взяв у меня из рук книгу, прищурившись, с улыбкой, как родственной душе, сказала мне: «Что скажете, ведь сильная вещь?!»
- О, да! - сказала я, почувствовав, что мы говорим об одном и том же.